Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное] - Виктор Суворов

Ветер в проводах свистит. Разъезд. Рельсы в три колеи. На откосе надпись белыми камушками: «Слава Сталину!» На запасном пути — «Главспецремстрой–12». Все. Ничего больше.

Пронесся мимо красный экспресс «Куйбышев — Москва». Смотрят люди из окон на ремонтный поезд, ничего интересного увидеть не могут. Потому как все интересное не снаружи, а внутри. Внутри вагона не то почтового, не то багажного. Там, внутри, Сей Сеич проверяет готовность Жар-птицы к выполнению ответственного правительственного задания: ремень туго затянут, пистолет в кобуре, портфель с документом пристегнут браслетом к запястью левой руки, на плече ранец. Много имущества спецкурьеру не нужно. Все его имущество в одном мешке помещается. В особый кармашек — ключ-подборник, набор профессионально выполненных отмычек: может, пригодятся…

— Отсюда пойдешь сама. Тут до Куйбышева рукой подать. Главное, чтобы они не поняли, откуда ты появилась. Связи никакой мы с тобой, Жар-птица, держать не можем. Все телефоны в руках НКВД, весь телеграф — в тех же руках. Иди. Если что-то узнаешь или сделаешь, возвращайся сюда. Мы тут на разъезде регулярно по субботам с полуночи до полудня.

— Сей Сеич, 913-й километр прямо у Жигулей, вы думаете, товарищи из НКВД не догадываются, что у нас тут постоянное место остановок и долгих стоянок?

— Будем надеяться, что они об этом не знают.

Свинтила Настя с гимнастерки орден Ленина, последний раз им полюбовалась и молча Сей Сеичу подала: сохрани.

В приемной начальника Куйбышевского областного управления НКВД дородная тетка с лицом Салтычихи восседает за столом. Несколько человек на стульях вдоль стен терпеливо ждут очереди на прием.

А Настя очереди не ждет — вошла в приемную, бросила ранец к столу секретарши, направилась к двери, предъявляя на ходу шелковый пропуск с печатью ЦК и несмываемой подписью Сталина.

— Спецкурьер Центрального Комитета Стрелецкая.

Тетя ринулась наперерез, мощной грудью преграждая путь:

— Ждите вызова!

Настя, не глядя на тетю, походя, не сбавляя шага, движением руки убрала упитанную со своего пути. Вежливости ради стукнув пару раз, решительно открыла начальственную дверь.

В кабинете их трое — именно те, кого она тут рассчитывала застать: начальник Куйбышевского управления НКВД Бочаров, первый заместитель народного комиссара внутренних дел Фриновский и народный комиссар связи Берман.

— Спецкурьер ЦК Стрелецкая.

— Здравствуйте, здравствуйте товарищ Стрелецкая. Знакомьтесь: это бывший начальник Главного управления лагерей, нашего родного ГУЛАГа, а ныне нарком связи комиссар государственной безопасности третьего ранга товарищ Берман, а это командарм первого ранга товарищ Фриновский, первый заместитель товарища Ежова.

— Здравствуйте, товарищи.

— Милости просим, товарищ Стрелецкая, в Куйбышевское управление НКВД. С чем пожаловали?

— С бумагой.

Достала Настя из портфеля конверт с пятью сургучными печатями, подала Бочарову. Расписался Бочаров на конверте, развернул вдвое сложенный лист и, еще не читая, на самую нижнюю строчку взгляд метнул: уж не сам ли Гуталин подписал?

Нет. Не сам. Маленков. Тоже, признаться, не слабо. А что в бумаге? Вот что:

Совершенно секретно. Особой важности.

Старшему майору государственной безопасности Бочарову лично.

После ознакомления документ вернуть подателю для немедленного уничтожения.

В Куйбышевское управление НКВД направляется спецкурьер ЦК ВКП(б) Анастасия Стрелецкая, в последующих документах — Жар-птица. Цель: пройти тренировку по особой, ей известной программе. Основные направления: совершенствование испанского языка, парашютная подготовка, ориентирование на местности и способы выживания, длительные пешие переходы, стрельба, самбо. На время пребывания в Куйбышевском НКВД обеспечить Жар-птицу всем необходимым для жизни и успешного освоения программы. По ее требованию обеспечивать самолетом и парашютами для совершения учебных прыжков на любой из районов по ее выбору в пределах государственных границ СССР. Процесс подготовки не контролировать и не вмешиваться в него. По первому требованию обеспечить Жар-птице связь с Москвой по закрытым правительственным каналам. На вас возлагается личная ответственность за безопасность Жар-птицы и сохранение тайны ее пребывания в Куйбышевском НКВД. Вместе с ней разработать правдоподобную легенду и неукоснительно придерживаться ее. Кроме вас, никто не должен знать истинных целей командировки. Особо подчеркиваю, что Жар-птица находится только в подчинении Центрального Комитета. Вопросов Жар-птице не задавать. На вопросы могу ответить только я.

Маленков.

Москва. Кремль.

1 сентября 1938 г.

Прочитал старший майор государственной безопасности такую бумагу, на Настю уставился: что за птицу прислали? И зачем? Мордочка знакома из газет. Самому Сталину цветы вручала. Абы кого на такое дело не ставят. Пронюхал Гуталин что-то? Или нет? Если бы пронюхал, не стал бы такую молоденькую посылать.

Улыбнулся старший майор государственной безопасности:

— Милости просим, товарищ Стрелецкая, в Куйбышевское управление НКВД.

— Есть огонь?

Достал Бочаров весьма дорогую зажигалку. Подставила Настя кончик почти прозрачного легкого листа к огоньку. Лист сгорел мгновенно, с легким, как маленький взрыв, хлопком, не оставляя пепла.

— Товарищ Стрелецкая, подождите в комнате отдыха, сейчас завершу работу и лично отвезу вас на спецучасток Куйбышевского управления НКВД.

Вышла Настя. Берман к Бочарову бросился.

— Почему вошла, не дожидаясь разрешения? Если в ней столько нахальства, значит, ее прислал Гуталин!

— Да, ее прислал Гуталин.

— Зачем? Гуталин что-то пронюхал? Я сейчас же улетаю в Москву.

— Схлюздил, падла? Нарком связи СССР товарищ Берман оказался хлюздопером! Как же он, бедный, ГУЛАГом правил? Он решил вернуться в Москву. А я возьму да его и не выпущу!

— Я нарком связи СССР!

— А я — мелкий начальничек областного управления НКВД. Только тут, в моей области, я князь удельный. Захочу — не выпущу!

— Не посмеешь!

— А могу и отпустить. На все четыре. Перед тобой сияющая перспектива упасть в ножки Гуталину, во всем сознаться. И Гуталин тебя простит! И облобызает… Хрен тебе! Он тебя выслушает, нас всех на первую категорию пустит, но потом и тебя тоже. Вали кулем, дорогой человечек. А чтобы тебе неповадно было в Гуталиновы ножки валиться, вот тебе папочка, память освежить. Тут о тебе много интересного. Ознакомившись, можешь сжечь, ничего в том страшного: это всего лишь копии, настоящие документы о твоих похождениях у меня надежно спрятаны. Заложи меня, заложи нас, а я Гуталину на тебя такой материальчик выложу, что о расстреле мечтать будешь.

Бочаров рванул на себя дверку незапертого сейфа, выхватил зеленую папку, швырнул в лицо Берману. Разлетелись по полу какие-то документы, справки, фотоснимки. Бросился Берман все это собирать, от случая к случаю заглядывая то в бумаги, то на фотографии, и каждый раз от увиденного его словно током било: думал, что об этом не знает никто, а оно вон как оказалось.

Взорвался Бочаров, по кабинету разъяренным буйволом мечется, не обращая внимания на Бермана, который копошился у его ног, сгребая бумаги.

— Ты думаешь, я на это дело решился, не обезопасив себя от возможных попыток некоторых товарищей в последний момент переметнуться на сторону Гуталина? Передай всем: могут сейчас же выстраиваться в очередь лизать Гуталинову задницу, но пусть помнят, что у меня на каждого папочка. У всех рыльца в перышках. Так что катись колбаской. Без тебя обойдемся, сам потом на цырлах прибежишь.

— Да я же ничего плохого не сказал. Да нет у меня и в мыслях…

— Ладно. Успокойся. Вали в Москву. Доложи товарищу Ежову, что все путем. Все у нас в порядке. Скажи, что Гуталин к нам на спецучасток девку тощую прислал неизвестно зачем. Только пусть в панику не впадает. Раз тощую девку прислал, значит, больше некого. Пусть товарищ Ежов с верным человеком срочно шлет все, что у них на ту девку собрано. И помни: Гуталин — ничто. Нет у него сил. Одна у него была сила, одна опора — это мы, НКВД! Не захотим подчиниться — чем он нас усмирить может? Да ничем. Нет за ним ничего, кроме имени. Иди.

Остановилась машина у входа в управление НКВД. Бочаров уважительно (но не услужливо) распахнул дверку, предложил Фриновскому место рядом с водителем. Сам с Настей — на заднее сиденье.

Поехали.

Бочаров на правах хозяина пояснения дает:

— Большой дом НКВД в центре Куйбышева — это чтобы все его видели. И чтоб боялись. А за городом на спецучастке у нас — командный пункт, узел связи, дом отдыха, склады, учебный центр, расстрельный участок. Случись что в городе — бедствия стихийные, волнения, бунт, — НКВД контроля не потеряет. Из центра города ситуацию контролировать можем, а можем из леса живописного. Из неприступного укрепленного района. Трудно к нам войти, а выйти еще труднее. Принцип старый: вход — рубль, выход — два.